Дворянский род Глинок

Глинка, дворянский род — русский дворянский род польского происхождения.
Петроковским коронным трибуналом, в 1631 г., род Глинок, герба Тржаска, признан древним дворянским.
Фамилия Глинка принята по поместью, находившемуся во владении рода уже во второй половине XIV в. Владельцы этого поместья писались Глинка из Глинок (Glinka de Glinki).
В 1641 г. польский король Владислав IV пожаловал Викторину-Владиславу Глинке имение в Смоленском воеводстве. Когда Смоленск перешел к России, Викторин Владислав принял православие, наречен Яковом Яковлевичем, и от царя Алексея Михайловича в 1655 г. жалован поместьями.
Род Глинок внесен во 2-ю и 6-ю часть родословной книги смоленского дворянства ("Гербовник", V, 103; "Родословная книга", изд. "Русской Старины", II, 22, 28, 216 и доп.). О выдающихся его членах см. соотв. статьи.

Вот и начнем с основателя рода Смоленских Глинок – польский шляхтич Викторин-Владислав.
Знатный был человек, пожалован поместьями и вотчинами королём польским Владиславом IV, а после перехода в российское подданство и принятия православия – и Алексеем Михайловичем, Тишайшим.

Глинки - русский дворянский род, ведущий начало от вотчинника смоленского воеводства, шляхтича Виктора-Владислава Глинки, принявшего, с переходом Смоленска к Москве, православие с именем Якова Яковлевича и скончавшегося в 1655 г. (по другим данным в 1665 г.)
Сыновья его Петр, Андрей и Степан были стольниками; потомство последнего записано в VI часть родословной книги Смоленской губернии (см. "Родословную Книгу" князя Лобанова-Ростовского).
Есть еще два старинных рода Глинки, оставшихся в католичестве и записанных в VI часть родословной книги Могилевской губернии (от Ивана Варфоломеевича Глинки) и Киевской (от подчашего львовского Адама и его сына Владислава, верстанного поместьем в 1684 г.)

А вот описание рода одного из потомков рода Глинок -
Владислава Михайловича Глинки (19 февраля 1903 – 25 февраля 1983)


Благодаря родословной росписи, приведенной кн. Лобановым-Ростовским в 1-м томе его «Русской родословной книги», мне известно, что русское ответвление польского шляхетского рода Глинок идет от некоего Викторина Владислава, оказавшегося богатым землевладельцем — «вотчинником» на Смоленщине во времена, когда эти места принадлежали «короне Польской», при переходе их в середине XVII века под русскую державу весьма разумно принявшего православие и уже с именем Якова Яковлевича пожалованного царем Алексеем Михайловичем в стольники.

Пошедшее от него потомство так расплодилось, что мой прадед оказался пятиюродным братом великому композитору, то есть их общим предком в четвертом колене являлся тот же Яков Яковлевич. По той линии, в которой девятым коленом являюсь я, сыном Якова Яковлевича был Андрей, который тоже был стольником, что соответствовало примерно камергеру последующих двух столетий. Но сын его (Григорий — М.Г.) значится в родословной только прапорщиком смоленской шляхты, зато следующий мой предок, некий Богдан (1734–1810) служил уже немало лет, ибо достиг чина полковника Смоленского драгунского полка. Этот мой прапрадед (четвертое поколение русских подданных) несколько более мне известен по читанной в юности объемистой (страниц около 100 убористого писарского почерка) копии апелляционного прошения в Сенат его невестки Анны, рожденной Ройчевич, по поводу раздела имущества полковника Богдана, состоящего из более чем 800 душ мужеска пола крестьян с соответственной мерой земли. Прошение это было составлено в 1817 году поверенным моей прабабки, очевидно, судейским чиновником губернским секретарем Чернобуровым и весьма подробно описавшего «несправедливые поступки вотчинника полковника Глинки», который, имея трех сыновей, отказал все свое недвижимое и движимое имение младшему из них — прапорщику милиции, т.е. ополчения 1807 г. Ивану, обделив двух старших помногу служивших офицеров — «участников многих кампаний». Служили они где-то вне Смоленской губернии, а «прапорщик милиции» проживал неотступно при отце и был женат на «вольноотпущенной» т.е. в прошлом крепостной женщине. Эта особа в жалобе писанной Чернобуровым, изображена не только ловкой особой «кругом обошедшей свекра», не только все почти имущество и немалый капитал отказавшего ее супругу и детям их, но чуть не чародейкой, приворожившей к себе старого полковника. А может и того похуже по части способов привлечения к себе его привязанности. Писано было, что она обольстила сына, а дальше и отца своей «телесной красотой». Каково оно было в действительности заключить, разумеется, трудно, но прапрадеду моему отставному драгунскому капитану Дмитрию Богдановичу, умершему в 1816 году в возрасте 53, лет досталось одно сельцо Коптево с деревенькой в 40 душ обоего пола и незначительной мерой земли. Находилось это верстах в 30 от Смоленска поблизости от возникшей впоследствии жел.дор станции Пересветово. Сам капитан почему-то против такой несправедливости не протестовал. Впрочем, в прошении содержались намеки, что он боялся отцовского гнева и надеялся на то, что брат Иван после смерти родителя добровольно с ним поделится, чего не воспоследовало — полковник умер в прежнем... (неразборчиво — М.Г.) только в 1810 году. Но вдова Дмитрия Богдановича тотчас после кончины мужа начала «тягаться» за наследство при помощи бойкого пера своего поверенного Чернобурова и упоминания при этом множества статей закона. Получив отказ в губернской инстанции, она адресовалась в Сенат. Заверенную копию с этого прошения я и читал в старорусском отцовском доме, где все сгорело с другими фамильными бумагами трех поколений, что мне особенно жалко.

Замечу здесь, что хотя сообразительный Викторин Владислав не затруднился обернуться Яковом Яковлевичем, но, судя по родословной, шесть поколений моих предков женились только на польках-католичках и даже, очевидно, оба сына капитана Дмитрия Богдановича в детстве были католиками, потому что в родословной значатся Адамом и Константином-Иосифом-Бернардом, но, став офицерами, именовались только Матвеем и Константином Дмитриевичами. Пришлось ли им, меняя религию, пройти через церемонию, или дело обошлось проще, этого не знал и мой отец.
Продолжение >>> источник

Следующий брат, потомство которого интересует в большей степени - это Степан Яковлевич
На сегодняшний день известно, что у него было двое сыновей (сколько на самом деле было детей пока не ясно, также неизвестны фамилия, имя и отчество супруги)
Итак, два брата - Михаил Степанович Глинка-Земелька и Алексей Степанович Глинка.
Внук Алексея Степановича - Николай Иванович Глинка и внучка Михаила Степановича - Евгения Андреевна Глинка, приходящиеся друг другу троюродными братом и сестрой - родители выдающегося русского композитора Михаила Ивановича Глинки.
У Евгении Андреевны было еще 2 брата - Иван и Афанасий. Так вот Иван Андреевич и интересует меня более всего, т.к. на протяжении 30-ти лет он был управляющим смоленских имений В.В.Энгельгардта.

Среди родных М.И.Глинки личность дядюшки Ивана Андреевича - самая яркая и загадочная, окруженная романтическим ареалом. И даже те немногие документальные свидетельства, что дошли до нас, рисуют его талантливым музыкантом, замечательным хозяйственником, заботливым отцом многочисленного семейства, человеком участливым и внимательным к родным.
Не сохранилось ни одного его портрета, за исключением рисунка художника Степанова, где он изображен в гостях у племянника М. И. Глинки, в Петербурге. И лишь разглядывая портреты его брата Афанасия и сестры Евгении, матери композитора, наделенные воображением читатели при желании могут предаться угадыванию общих черт и попытаться составить портрет человека, которого любил глинка. Ивану Андреевичу по наследству досталось село Лучеса (ныне Починковского района Смоленской области). Подаренное Глинкам в середине XVII века царем Алексеем Михайловичем, село переходило из поколения в поколение.
Отец Ивана, Андрей Михайлович, в 1779 году построил здесь церковь в честь Казанской Божьей Матери. Иван Андреевич, часто живя в Петербурге, имел обширные знакомства в светских салонах. Первые шаги на музыкальном поприще Миша Глинка делал при содействии Ивана Андреевича, который, по отзыву своего племянника, "был хороший музыкант, у него был большой запас разных пьес, преимущественно увертюр для фортепиано в 4 руки: тут были увертюры Керубини, Мегюля, Моцарта, Ричини, Спонтини, Паэро и Россини. Все это мы довольно опрятно играли потешали наших знакомых. Широта музыкальных интересов Ивана Андреевича соединялась со стремлением вести образцово сельское хозяйство. Он обустроил Лучесу, возвел новый дом. Его усадьба, по отзывам современников, славилась оранжереями с розами и бегониями. А когда в 1834 году Смоленский губернатор Н. И. Хмельницкий открыл промышленную выставку, Иван Андреевич препроводил для участия в ней свои товары - сукно, редкие сорта ячменя, овса.
У Ивана Андреевича было две жены: Мария Осиповна и Дарья Корнеевна.
После смерти Энгельдарта, который был отцом детей Марии Осиповны, Иван Андреевич получает в наследство имение Шмаково. Документ, подписанный братьями, датирован 5 ноября 1828 года и составлен в г. Смоленске. Интересно, что вся сумма наследства составила три миллиона рублей, из них доля Ивана Андреевича - 400 тысяч рублей.

Цитата :

ШМАКОВО, бывшее владельческое село в Ельнинском уезде. В настоящее время - в Починковском районе. Считается, что село Ш. являлось родовым имением матери композитора М.И. Глинки. Однако из материалов Смоленской консистории видно, что в середине ХVIII в. Ш. принадлежало дворянскому роду Маневских, представитель которого поручик Иван Федорович Маневский в 1757 г. на свои средства построил здесь деревянную церковь во имя Святого Николая. Затем Ш. перешло к генералу В.В. Энгельгардту (см.), который в конце ХVIII в. скупил более 20 имений в Смоленской и других губерниях. Управляющим его смоленскими имениями более 20 лет был Иван Андреевич Глинка, дядя композитора по матери. После смерти В.В. Энгельгардта между его детьми состоялся раздел его обширных владений.
Об этом подробно писал в статье "Давние эпизоды" Ник. Энгельгардт (журнал "Исторический вестник", 1911 г.), где, в частности, приводится следующий документ, составленный 5 ноября 1828 г.: "Согласно данному нами, тремя братьями, уверению Ивану Андреевичу Глинке, мы сею бумагою полагаем: 1) За тридцатилетнюю его службу и усердие к батюшке, а также доброе его отношение с нами <...> полагается ему 400 тысяч рублей вознаграждения со следующим условием: 2) В число сей суммы получает Иван Андреевич имение Шмаково, которое <...> обходится нам в 129290 рублей <...>".
Возможно, между умершим генералом и Глинками существовала какая-то потайная родственная связь, хотя в родословных росписях Глинок и Энгельгардтов она и не прослеживается.
Композитор М.И. Глинка в своих "Записках" (М., 1988. - С. 16-17) упоминает этого генерала: "В последний год курса, около зимы с 1821 на 22 год, приехал в Петербург дядя Афанасий Андреевич; я воспользовался неважным расстройством здоровья, чтобы на время переехать к нему. Жили мы в доме генерала Василия Васильевича Энгельгардта (племянника фельдмаршала князя Потемкина-Таврического). Он благоволил ко мне, и впоследствии я сохранил дружеские отношения к его сыновьям и их семействам". И далее: "Всякий раз, когда мне удавалось отпроситься на несколько времени из пансиона, я был чрезвычайно рад: старик генерал меня жаловал; в непродолжительном времени я подружился с однолеткой, моей двоюродной сестрой Софьей Ивановной, девушкой отличного воспитания, доброй, миловидной и любившей также музыку и чтение. Отец ее, Иван Андреевич Глинка (брат Афанасия Андреевича), был хороший музыкант...".
Имение Ш. до 1918 г. принадлежало потомкам Ивана Андреевича Глинки.