к юбилею М.Ю.Лермонтова

Отдел рукописей РНБ хранит замечательную коллекцию автографов М. Ю. Лермонтова. Его творчество представлено в ней с самых разных сторон. Из ранних произведений здесь имеются трагедия «Menschen und Leidenschaften», очерк «Панорама Москвы», поэма «Боярин Орша», роман «Княгиня Лиговская»; из произведений 1837–1841 гг. – стихотворение «Смерть поэта»; весь последний лирический цикл (в записной книжке, подаренной Лермонтову в 1841 г. кн. В. Ф. Одоевским), «Демон» 1838 г., «Сашка», «Герой нашего времени» (под заглавием «Один из героев начала века»). Кроме того, в этой коллекции есть альбомы, письма Лермонтова разных лет и учебные тетради, относящиеся ко времени его пребывания в благородном пансионе при Московском университете и в Школе гвардейских подпрапорщиков.

Каталог материалов отдела рукописей
Для удобства пользователей все рукописи разбиты на группы: в первую входят автографы Лермонтова, авторизованные копии, рукописи, написанные под его диктовку. Во вторую – рисунки, в третью группу – переписка. Далее идут материалы биографического характера, списки его произведений, переводы, приписываемые ему произведения, литературные подражания и произведения, посвящённые Лермонтову. Последние отделы: «Лермонтов в музыке», «Лермонтов в изобразительном искусстве» и «Изучение Лермонтова» наглядно демонстрируют влияние творчества Лермонтова на русскую культуру.

Воспоминания. Переписка разных лиц с упоминанием Лермонтова

Забелло И. П. Воспоминания о М. Ю. Лермонтове, [1880-е], автограф. 14 л.
Ф. 874. (Шубинский С. Н.). Оп. 2, № 247.

Магденко П.И. - воспоминания о Лермонтове
Из книги: М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подготовка текстов,
вступительная статья и примечания М.И.Гиллельсона и В.А.Мануйлова. - М., 1972.
Описания внешности Лермонтова не только разноречивы, но часто противоположны: И.П.Забелла, которому было тринадцать лет, когда он видел поэта, рисует "невысокий лоб" (с.275), а Фр.Боденштедт подчеркивает: "необыкновенно высокий лоб" (с.289). В.И.Анненкова увидела "небольшие глаза" (с.123), И.П.Забелла – "скорее длинные щели, а не глаза" (с.275), а П.В.Вистенгоф "темно-карие большие глаза" (с.103).
Забелла называл Лермонтова «корявым» и сознавался: «Помимо его безобразия, я видел в нём столько злости, что близко подойти к такому человеку мне казалось невозможным, и я струсил».
«В 1837 году, — читаем в воспоминаниях И. П. Забеллы, — благодаря ненавистному иностранцу Дантесу не стало у нас Пушкина, а через четыре года то же проделывает с Лермонтовым уже русский офицер; лишиться почти зараз двух гениальных поэтов было чересчур тяжело, и гнев общественный всею силою своей обрушился на Мартынова и перенес ненависть к Дантесу на него; никакие оправдания, ни время не могли ее смягчить. Она преемственно сообщалась от поколения к поколению и испортила жизнь этого несчастного человека, дожившего до преклонного возраста. В глазах большинства Мартынов был каким-то прокаженным...»

В РГАЛИ - Шифр ф. 1527 оп. 1 ед. хр. 884
Номер фонда 1527
Раздел систематизации описи Материалы, собрание Б.М. Эйхенбаумом для работы
Номер единицы хранения 884
Заголовок А. М. Михайлова. "Воспоминания И. П. Забелло о Лермонтове". Публикация.
Крайние даты 1941
Количество листов 9
Автор Михайлова А.М.
Способ воспроизведения Верстка
Наличие копий микрофотокопия
ссылка на страницу

Замечательный сборник "М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников", изд. "Худож. литература", 1964. Далее по тексту ссылки на страницы даются именно по этой публикации.

И. П. Забелла:
 "Меня так и обожгло. Лермонтов! Боже! какое разочарование! Какая пропасть между моею фантазией и действительностью! Корявый какой-то офицер -- и это Лермонтов!"
 "Огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое, оканчивающееся узким подбородком, угрястое и желтоватое, нос вздёрнутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики и волосы на голове, коротко остриженные. Но зато глаза!... Я таких глаз никогда не видал. То были скорее длинные щели, а не глаза, и щели, полные злости и ума."
 "Впечатление, произведенное на меня Лермонтовым было жуткое.Помимо его безобразия, я видел в нём столько злости, что близко подойти к такому человеку мне казалось невозможным, и я струсил."
(стр. 281-282)
"Они вскоре познакомились для того, чтобы скоро раззнакомиться, благодаря невыносимому характеру и тону общения со всеми безвременно погибшего  впоследствии поэта. Колюбакин рассказывал, что их собралось однажды четверо, отпросившихся в Вельяминова недели на две в Георгиевск, они наняли немецкую фуру (...). В числе четверых находился и Лермонтов. Он сумел со всеми тремя своими попутчиками до того перессориться по дороге и каждого из них так
оскорбить, что все трое ему сделали вызов, он должен был наконец вылезть из фургона и шёл пешком (...) В Георгиевске выбранные секунданты не нашли возможным допустить подобной дуэли: троих против одного, считая её за смертоубийство, и не без труда уладили дело примирением, впрочем, очень холодным."
 "...с таким несчастным характером Лермонтову надо было всегда ожидать печальной развязки, которая и явилась при дуэли с Мартыновым."  (стр. 285)
"...гнев общественный всею силой обрушился на Мартынова и перенёс ненависть к Дантесу на него..."
 "В глазах большинства Мартынов был каким-то прокажённым, и лишь небольшой кружок людей, знавших его лично и Лермонтова, судили о нём иначе." (стр. 284)

*  *  *

 Аморализм Лермонтова не сводился к издевательствам над ближними. Ещё были грязноругательство, дурные разговоры о женщинах, высокомерие по отношению к простолюдинам, принуждение нижних чинов к нарушению их служебных обязанностей. По теме принуждения нижних чинов -- рассказ П. И. Магденко о том, как Лермонтов отобрал у проезжего фельдъегеря сумку с секретной почтой:  "...Лермонтов с кликом 'а, фельдъегерь, фельдъегерь!' -- подскочил к нему и начал снимать с него сумку." "Оказались только запечатанные казённые пакеты; писем не было. Я не мало удивился этой проделке. Вот что, думалось мне, могут дозволять себе петербуржцы." (стр. 310)
 Да, милая проделка с секретной почтой в зоне боевых действий.Злополучное пребывание Лермонтова в Пятигорске было по сути дезертирством. Ему следовало ехать "в отряд за Лабу" (Магденко, стр. 311), чтобы участвовать в экспедиции против горцев. Но соблазнившись встречей с какими-то знакомыми (возможностью поиздеваться над ними?) он повернул в Пятигорск, где тамошнему коменданту он и его приятель Столыпин "представили медицинские свидетельства о своих болезнях (№№360 и 361) и получили от него разрешение остаться в Пятигорске". (стр. 319, В. И. Чиляев и Н. П. Раевский). "Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: 'Ведь и Мартышка, Мартышка здесь. Я сказал Найтаки,
чтобы послали за ним.'" (Магденко, стр. 312) Мартышка -- это Мартынов, вскоре пристреливший Маёшку, как доставшую своим лаем собаку.

стр.170 - Вспомним, как он поразил в 1841 году юного И. П. Забеллу*, когда приезжал в последний раз в Петербург. «С лица Лермонтова, — пишет мемуарист, — не сходила сардоническая улыбка, а речь его шла на ту же тему, что и у Чацкого... Передать всех мелочей я не в состоянии, но помню, что тут повально перебирались кузины, тетеньки, дяденьки говорившего и масса других личностей большого света, мне неизвестных и знакомых хозяйке. Она заливалась смехом и вызывала Лермонтова своими расспросами на новые сарказмы»
Сноски к стр. 170
* Сын приятельницы Арсеньевой.

стр.206-207 - Какой же страстью надо быть зараженным, чтобы стать «настоящим»? Это страсть ко всему черкесскому, которая у него «доходит до невероятия»: он «легонько маракует по-татарски... шашка — настоящая гурда, кинжал — старый базалай, пистолет закубанской отделки, отличная крымская винтовка... лошадь — чистый Шаллох и весь костюм черкесский». Это желание раствориться в культуре другого народа Лермонтов считал болезненным явлением, так как русский офицер терял свое национальное лицо. Лермонтов относился к подобного рода тенденциям чрезвычайно враждебно. Вспомним, как остро он реагировал на будничное сообщение о пансионе при Петропавловской немецкой кирхе, в котором воспитывался мальчик Забелла:
« — И всему учат вас там по-немецки?
— Всему, кроме русской словесности и русской истории.
— Хорошо, что хоть это оставили»

стр.271-272 - Чем суровее осуждали Мартынова все, кому была дорога русская поэзия, тем более сострадали ему доброжелатели, взывая к чувству гуманности и справедливости современников. «В 1837 году, — читаем в воспоминаниях И. П. Забеллы, — благодаря ненавистному иностранцу Дантесу не стало у нас Пушкина, а через четыре года то же проделывает с Лермонтовым уже русский офицер; лишиться почти зараз двух гениальных поэтов было чересчур тяжело, и гнев общественный всею силою своей обрушился на Мартынова и перенес ненависть к Дантесу на него; никакие оправдания, ни время не могли ее смягчить. Она преемственно сообщалась от поколения к поколению и испортила жизнь этого несчастного человека, дожившего до преклонного возраста. В глазах большинства Мартынов был каким-то прокаженным...»
Забелла познакомился с Мартыновым в Английском клубе в конце 60-х годов. Впечатление от этой встречи он вынес самое трогательное. «Высокий, красивый, как лунь седой, старик Николай Соломонович Мартынов, —пишет он, — был любезный и благовоспитанный человек; но в чертах лица его и в прекрасных синих глазах видна была какая-то запуганность и глубокая грусть». Автор добавлял, что «люди, близко знавшие Мартынова», «говорили, что он набожен и не перестает молиться о душе погибшего от руки его поэта, а 15 июля — в роковой день — он обыкновенно ехал в один из окрестных монастырей Москвы, уединялся там и служил панихиду».
- Николай Соломонович Мартынов (1815 – 1875)
стр. 312 - «В обществе, — пишет, в свою очередь, И. П. Забелла, — смерть Лермонтова отозвалась сильным негодованием на начальство, так сурово и небрежно относившееся к поэту и томившее его из-за пустяков на Кавказе, а на Мартынова сыпались общие проклятия» ( Забелла И. П. Из моих воспоминаний. — ГПБ, фонд С. Н. Шубинского.)